Следующей нашей задачей было перебраться через Ладожское озеро по ледовой дороге. Кто-то из начальства, видя наших ребятишек и нас в самом жалком состоянии, посоветовал попросить грузовую машину у военных... Мороз стоял до 28 градусов. Самого слабого из нас, инженера Николая Орлова, посадили в кабину и дали на руки ему полуторагодовалого ребенка. Но он настолько ослаб, что пришлось ребенка привязать к нему полотенцем. Укрывшись чем попало в кузове машины, мы попросили водителя ехать как можно быстрее. На большой скорости добрались до станции назначения.

Здесь был центральный эвакопункт, мы получили горячую пищу, раздача которой происходила в холодной столовой при факелах. На другой день мы погрузились в эшелон и двинулись дальше. По решению правительства часть эшелона направлялась в Ярославскую область для размещения и поправки здоровья эвакуированных. Нас там встретили радушно, разместили в теплых помещениях, но последствия голода давали себя знать. В городе Гаврилов Яр мы похоронили лучшего нашего товарища — Николая Орлова, а через месяц, набравшись сил, отправились далее в Челябинск, где снова влились в родной коллектив. Чувство голода не покидало нас многие месяцы, но это не помешало нам сразу же втянуться в повседневную конструкторскую работу, не жалея ни сил, ни времени для совершенствования грозного оружия для победы над коварным врагом, который принес столько бед всему советскому народу, а особенно нашим славным ленинградцам».

Прибытие ленинградских блокадников создавало особую атмосферу на Челябинском тракторном заводе, обнажало перед уральцами всю глубину страдания людей, узнавших ужасы войны, помогало острее понять всю опасность, нависшую над страной. Челябинцы с сочувствием смотрели на истощенных голодом кировских рабочих и старались по возможности облегчить их страдания. Одна из участниц встречи ленинградских блокадников, 3. И. Тарунина, вспоминает: «Я работала в инструментальном цехе и получила партийное задание — совместно с женским активом организовать прием и питание в столовой нашего цеха прибывающей партии кировцев. Многие из нас в те дни отказывались от обеда, чтоб побольше осталось ленинградцам. Но врачи запретили это делать. Они сами составили рацион первого обеда.

Помню, он состоял всего из нескольких ложек питательного бульона и небольшого кусочка хлеба. Постепенно питание должно было увеличиваться в объеме». И далее 3. И. Тарунина рассказывает: «Вешаем на окна свежие занавески, накрываем столы скатертями и каждый стол украшаем вазочкой с цветами. На кухне дежурит врач, а мы, женщины, волнуясь, стоим в вестибюле цеха, возле табельных досок, и ждем гостей. Наконец у нашего подъезда зазвучали сирены автобусов. Мы выбегаем, чтобы помочь выйти из машин этим страшно истощенным, опухшим от голода людям.

Только с нашей помощью они, шатаясь, одолевают лестницу и заполняют столовую. Много мест почему-то пустует. Оказывается, часть людей прямо с аэродрома была отправлена в больницы»1. Возможностей для размещения прибывавших из ленинградской блокады людей в Челябинске было очень мало. На фоне серого, деревянного города ярким, заметным пятном выделялся лишь жилой массив тракторного завода. В нем было тринадцать пятиэтажных домов с отдельными квартирами, в которых имелись ванные комнаты. Эти дома когда-то предназначались для иностранных специалистов, помогавших в строительстве Челябинского тракторного завода. Все квартиры были, конечно, заняты: в городах Урала после приезда туда эвакуированных из западных областей специалистов на одного человека приходилось 2—2,5 м жилой площади.

По распоряжению И. М. Зальцмана ленинградских конструкторов разместили в ванных комнатах плотно заселенных квартир, что по тем временам являлось весьма удачным выходом из трудного положения.